Эксперт по региональной политике Наталья Зубаревич: революции не будет, будет деградация

zub2Известный экономист, директор региональной программы Независимого института социальной политики Наталья Зубаревич прочла в лондонском клубе «Открытая Россия» лекцию «Кризис в России — региональная проекция: чего ждать и к чему готовиться». «БВ» решил опубликовать выдержки из ее выступления, уделив внимание в приведенных экономических выкладках Саратовской области.

Кризис старой модели роста

Очередной кризис в российской истории — не первый, но совершенно новый. Он начался как внутренний: с 2013 года перестала расти промышленность, начали падать инвестиции, начали резко копиться и нарастать долги бюджетов регионов и только потом, во второй половине 2014 года, уже полетели цены на нефть. В 2015-м на четверть попадали цены на цветные металлы, на уголь, сейчас — и на железную руду, на целлюлозу, так что наша экспортная отрасль сейчас себя чувствуют неидеально. Мы этот кризис создали особенностями своего институционального дизайна, своим климатом, своими решениями. Это кризис плохих институтов, кризис завершения старой модели роста. А нефть его уже просто припечатала.
Самое опасное в этом кризисе - привыкание, адаптация к худшему и деградация. Это медленный кризис, он не закончится по схеме «упал-отжался», и когда медленно становится все хуже и хуже, это приводит к самому страшному — к привыканию, к тому, что перестаешь сопротивляться.
Нынешний кризис географически просматривается следующим образом. Во-первых, впервые полетели современные машиностроительные регионы — это автопром, новый, пришедший к нам вместе с западными компаниями, высокотехнологичный; он споткнулся о потолок платежеспособного спроса. У людей нет денег это покупать. Второе — это наше полудепрессивное машиностроение. Каждый кризис их колотит.  А вот аграрный юг чувствует себя неплохо. Да, есть проблемы, но на фоне страны ему лучше. Нефтегазодобывающая промышленность, неубиваемое наше все, — либо ноль, как Ханты и Ямалы, либо плюсы, как у новых месторождений: я имею в виду Сахалин, ненцев, Якутию — там рост. И, наконец, феерически, впервые за 25 лет, растут регионы военно-промышленного комплекса. Там вопрос очень понятный: сколько денег, столько роста. Все это бюджетные инвестиции. Никакой частный бизнес там не инвестирует. Сколько хватит денег у бюджета, столько они будут расти. В этом кризисе три самых тяжелых момента: бюджетные проблемы, проблемы инвестиций (страна, которая три года подряд снижает инвестиции, причем нарастающими темпами, — это страна, которая сжимает свое будущее), и, наконец, третий момент - очень сильный кризис потребления.

Доходы и расходы

Бюджету будет плохо, но он не помрет, и все резервы уж точно не растратит. Их будут беречь, аки можно, и рубить расходы. Дефицит федерального бюджета за 2015 год — почти 2 триллиона. Доходы федерального бюджета за три квартала сократились на 5%, расходы выросли на 16%. Начали балансировать культуру, здравоохранение, образование и даже безопасность и правоохранительную деятельность. Мой прогноз на 2016 год: будут сжиматься и расходы на оборону, деваться некуда. А вот точно не сожмут расходы на физкультуру и спорт, а причина – чемпионат. Это неизымаемое обязательство — финансировать придется, и надо бы притормозить, а уже никак. Федеральный бюджет мало тратит на воспроизводство человеческого капитала — это все в основном регионы должны делать, но каждый год объем трансфертов физически, в рублях, без учета инфляции, сокращается. Регионам приходится адаптироваться к сжатию — а обязательства уже раздуты. И основные из них - указы президента о повышении заработной платы, которые были сделаны так, что на плечи регионов легло 70% расходов и только 30% добавил федеральный бюджет. Регионы выкручивались, как могли — за указы надо было очень жестко отчитываться.
Результат: три года дефицита. Есть регионы, где он под 20% и больше. Это дестабилизация, регионы третий год в кризисе, третий год у них разбалансированы бюджеты. Это очень неправильная ситуация при управлении. И как она будет разруливаться, до конца не понятно; пока она подвешена. Подкидывают какое-то количество денег, самые жесткие проблемы как-то разруливают, но все равно это бултыхается в разбалансированном состоянии.
Что приходится делать регионам? Они занимают, на 1 декабря к 1 января 2015 года совокупный долг региональных и муниципальных бюджетов вырос на 5% и составил 2,5 трлн рублей, это 33% доходов консолидированных бюджетов, причем 41% долга – перед банками. Но при этом нельзя сказать, что в России тотальный кризис всего и вся: это не так. Ситуация дифференцирована. Есть регионы, у которых в сумме долга достаточно высокий процент бюджетных кредитов. Что такое бюджетный кредит? Это кредит, который с этого года выдается по ставке 0,5% годовых, и его еще можно пролонгировать — как минимум на 10, а то и на 20 лет. (У Саратовской области объем долга равен собственным доходам бюджета, но при этом почти половина его – бюджетные кредиты). А кому-то не повезло, у кого-то этот долг представлен кредитами комбанков, и вот здесь большие вопросы. Риски сидят в зоне, где высокий дефицит и высокий уровень долга к собственным доходам, причем в эту зону входят уже больше половины регионов. Пока ситуация как-то разруливается, но она не может разруливаться бесконечно. Один из способов разруливания — большая инфляция, которая всегда девальвирует долг. Ситуация с доходами тоже очень разнообразная. Налог на прибыль вырос в 57% регионов, у некоторых он очень неплох, потому что издержки в рублях, если это экспортное производство, а прибыль — в валюте. (В Саратовской области налоговые доходы в прошлом году подросли, но не впечатляюще, зато в Кировской области налог на прибыль вырос на 50% к прошлому году, более чем на 20% вырос в Татарстане, а вот в Пензенской области он на 20% упал). А что происходит с расходами? Регионы рубят расходы, но не все. Вообще, в России, если честно, реально федерализм, потому что каждый регион выкарабкивается, как может. У кого-то расходы на социальные цели давно под 80% от всех расходов (в Саратовской области свыше 70%), а кто-то живет тихонько, спокойно, но по основной массе видно, что нагрузка социальными расходами очень высока. Резать внаглую расходы на соцзащиту уж совсем нехорошо, а вот на образование можно, и на здравоохранение тоже. По данным за январь—октябрь 2015 года расходы на культуру срезали 43 региона, на образование — 41, на здравоохранение 18 регионов. (В Саратовской области незначительно снижены расходы на образование, на соцзащиту остались на прежнем уровне, а вот на здравоохранение выросли за январь-октябрь на 10% к 10 месяцам 2014 года).

Региональная экономика

За 2015 год ВВП снизился на 4%, промышленность на 3%, в том числе обрабатывающая – на 5%. В стоимостном выражении экспорт упал к предыдущему периоду на 38%, импорт на 8%, инвестиции на 8%, строительство на7%, розничная торговля и средняя зарплата на 10%, доходы на 4%. Рост показали только сельское хозяйство – на 3% и базработица на 7%. Что в России посыпалось? Посыпался импорт, мы страна, которая сжимает потребление во всем, в том числе и в импорте; мы отгораживаемся, потому что мы обеднели, а не только потому что мы запретили ввоз. Теперь смотрим, как кризис идет по стране. С инвестициями все понятно: страна теряет инвестора и инвестиции, причем не иностранные — все! (в ПФО в целом ситуация не самая страшная: наибольший спад в Нижегородской области - на 30%, в минусах также Пензенская, Самарская области и еще 4 региона, а вот в Мордовии почти 30% плюсом, в Саратовской области прирост по инвестициям примерно на 5%. Причем, сравнивая спады и успехи, нужно учитывать эффект базы).
У нас никакая безработица в очень многих регионах. Что демпфирует? В России первым и главным форматом снижения издержек является не высвобождение работников, а снижение их заработной платы. Бизнесу, в общем, все равно — увольнять человека или резко сокращать ему заработок. Издержки рубятся в обоих случаях, вот это наша главная модель.

 Кругом враги, и нефть упала

Всю страну накрыло сильнейшим падением доходов. У меня была встреча с американским экспертом, он сказал: «Такое падение — люди будут протестовать?» Ответ с моей стороны был чисто российским: «Щас!». Недовольство растет, раздражение растет, все правда, — но ответ на это есть суперпростой: «А вы что хотели? Кругом враги, и нефть упала». Люди будут сжиматься и адаптироваться, потому что падение доходов было не таким сильным. Падение по регионам — 6-8%. Но суть в том, что вроде вдвое опережающими темпами сжали потребление по сравнению с падением доходов. Вот это наше все, вот это наш российский путь, этому учила нас вся наша история ХХ века уж точно. Экономь изо всех сил — что сейчас страна и делает, и никаких протестов. Что будет дальше? Есть понятные риски: это риски, связанные с тем, что российская промышленность очень зависит от ввоза комплектующих деталей, а они все сильно подорожали. У нас промежуточный импорт по отдельным отраслям даже в пищевке может достигать 40%. Даже в агросекторе — мы же ввозим семенной материал, мы ввозим некоторые ускорители роста и так далее. Сейчас ключевая «фишка» — как будет дальше падать платежеспособный спрос и в экономике предприятий, и у населения. Поэтому кто точно пока останется «в плюсах» — это экспортные ресурсные отрасли. Наша экспортно-сырьевая компонента в этот кризис будет усиливаться.
Этот кризис будет другим не только по длительности. Он реально длинный, он не на год, не на два. Мы не понимаем, на сколько, но он длинный.
Но у нас есть инструменты и есть опыт. В кризис 2009-2010 годов вполне нормально показали себя активные меры поддержки занятости. Они не такие дорогие — прибавка в этих мерах составляла около 50 миллиардов рублей. Чтобы вам было понятно, сколько в год тратится на Крымский мост: там годовая смета — 50 миллиардов рублей. И за те же 50 миллиардов на всю страну развернуть активную поддержку занятости — это копейки. Вы получаете несчастные 4-5 тысяч, но это что-то. Это отработано инструментально, и население умеет выживать. Поэтому понятно, что будет хуже, но никаких взрывов я пока не ощущаю.

Чучхе домашних хозяйств

Будут ли политические процессы? Если будут резкие сильные увольнения, то да, но они будут краткосрочными. Увольняют в реальном секторе очень аккуратно, понемногу, хвостик собачке отрезают аккуратненько, поэтому и не возникает массовых протестов. Накладываются два типа сжатия — и рыночные услуги, и бюджетные услуги. Как поведет себя экономически активное население? Это люди с более высоким человеческим капиталом, люди более адаптивные, столкнувшиеся с потерей зарплат и статуса. Вряд ли будет большой рост безработицы, но люди начнут занимать худшие рабочие места. Нечиновная часть среднего класса, которая более образованна, которая лучше зарабатывала — она поменяла образ жизни. И эта выживательная стратегия в России доминирует. Люди снижают не просто зарплатные притязания, люди трансформируют свой образ жизни, который был инструментом модернизации, в сторону инструмента выживания, простого и угрюмого. Смена образа жизни с развивающего на выживание. Ключевая «фишка» одна и та же — адаптация идет на уровне домашних хозяйств, без использования коллективных действий. Проходит этот кредит по стандартной российской модели выживания на всех уровнях.
Даже крупногородское продвинутое и образованное население готово давать запросы на изменение системы только тогда, когда оно «в плюсах», когда оно развивается, когда у него появляется драйв. И тогда оно говорит: «Да, мы хотим иначе». Но когда все падает, все сжимается, восстанавливается наш советский инстинкт — выживать в малых группах.
Что это значит? Это значит, что в ближайшие пять-семь лет, с очень большой вероятностью, будет социальная деградация. Не только с точки зрения расходов на образование, здравоохранение — тут к гадалке не ходи, тут все понятно. Больше всего пугает, что замыкание в норках, ощущение опоры на собственные силы, «чучхе домашних хозяйств» будет ухудшать и общественную среду. Понятно, что не для всех; ростки всегда будут. Но мы начинаем очень сильно тормозить в том процессе, на который я очень надеялась, — в процессе социальной интеграции в продвинутых средах. Если брать весь социум страны, нас ждет некоторый период деградации, и к этому надо быть готовым. Извините за такой печальный конец. Заметьте, слово «политика» я не употребляла: я пыталась говорить о процессах в обществе и в экономике.

Никогда не говори «никогда»

 Наша страна сможет пройти этот кризис мягче, если все-таки власть ослабит запреты. Но мне кажется почему-то, что запретительная инерция уже в таком раже, что откат назад будет ощущаться как потеря лица. А потерю лица наша власть теперь не допускает. Каким будет выход из кризиса в ситуации, когда власть, очевидно, не готова к институциональным реформам, а с другой стороны — население не готово к политическому протесту?
Население будет очень агрессивно, очень недовольно, но агрессия будет выражаться в битье тарелок на кухне, детей, периодически — жены, облаивании соседа по автобусу. С битой будут бегать регулярно на российских автотрассах, но это не политический процесс.
Мы выйдем из этого кризиса, несомненно, потому что политико-экономические циклы конечны, и по-другому в этом мире не бывает. Мы выйдем из него в новое что-то, пока непонятно во что. С безусловно худшим человеческим капиталом, — и это медицинский факт, с ним ничего нельзя сделать. С еще более постаревшим населением, гораздо меньшим драйвом по сравнению с концом 80-х, когда у нас было желание попытаться делать что-то самим. Но не сбрасывайте со счетов замечательный гендерный фактор. Все грохнулось в начале 90-х, и мужчины легли на дно, на диван, начали смотреть в потолок и думать о смысле жизни. Женщины освоили профессию риэлтора, начали ходить с сумками и поскакали в новую жизнь, потому что детей надо кормить. Вот детей никто не отменял. Адаптируемся. Ну, погрубеем, испортится макияж. Мы постареем, но выживем. А, может быть, молодняк вернется, если ситуация изменится. Никогда не говори «никогда».