«Роман Белянин, живопись, дизайн» - курсивом выведено на его визитке. И больше ничего.
Минималистская визитка. Он сам выглядит в таком же стиле аскетичной элегантности. Ни тебе шейного платков, ни шляпы или берета.
Хотя, стоп…Кто сказал, что художник должен выпадать из толпы внешними проявлениями своего «я»? Художник проявляется на холсте.
- Роман, Вы на своём веку художника создали немало портретов. Что такое для Вас этот жанр живописи?
- Отражение судьбы.
- Есть ли лица, которые особенно увлекательно переносить на холст?
- Не все лица благообразны и уж точно не все красивы. Но лицо это целый мир! Черты передают не только наши генетические возможности и наследие. Они транслируют и некие тайны.
- «Когда человек умирает, изменяются его портреты»?
- Да! Незадолго до смерти Тамары Викторовны Гродсковой я писал её портрет. Она облачилась в один из своих изысканных туалетов, всё на ней было безупречно - тюрбан, драгоценности. Мы разговаривали - когда я пишу портрет, то всегда превращаюсь в ещё того манипулятора-из человека ведь надо вытащить его суть. И Тамара Викторовна во время нашего единственного сеанса, вспоминая детство, словно озарилась им и была больше уже там, чем здесь.
А потом миновало совсем мало времени, она умерла. И я взглянул на портрет усопшей и что-то во мне щёлкнуло. Другая она уже была на холсте. Другая!
- Вы обращались когда-нибудь к написанию портретов людей, другим, вероятно, не интересным или мало интересным?
- Был период, когда я много писал бомжей. Не удивляйтесь, считаю, что мне повезло. Эти люди относились ко мне с доверием. Они - великодушно позволяли себя писать. Однажды я изобразил на холсте женщину. Она пришла на встречу к другому человеку, а он задерживался. Она ждала его и я, воспользовался ситуацией, попросил разрешение и начал её писать.
Вообразите: она была в большой, не по размеру куртке. Неуклюжей, с чужого плеча. Но женщина не утратила своего человеческого достоинства, не ощущалось и этого удручающего и удушливого запаха - свидетельства падения на дно жизни. Она следила за собой и, идя на встречу, идя в гости, купила маленький подарок - два свежайших лимона и упаковку йогурта. И всё аккуратно упаковано!
Эта женщина, будучи молодой, ухаживала за таким талантливым художником, как Гущин. Была вхожа в его дом, знала многих представителей тогдашней художественной жизни. А потом, должно быть, что-то пошло в её судьбе не так. На склоне лет она доживала свой век в гараже, в обнимку с собаками! Грелась о четвероногих.Закончив её портрет, на обратной стороне оставил её имя и фамилию. Мне захотелось оградить её от безымянности.
- У Вас диплом Саратовского художественного училища и Петербургской академии живописи. Давайте вспомним времена студенчества.
- Когда я учился в Саратовском художественном училище, в один год ушли все старики. ВСЕ! Люди, которые заступили на их место, долго апеллировали к их памяти. Говорили словно бы и от их лица - куда в большей степени, чем от своего.
- Чей художественных мир из великих стариков прошлого, Вам хотелось бы сохранить?
- Так сложилось, что я работаю сейчас в мастерской такого крупного живописца, как покойный Виктор Чудин. И я вижу свою задачу в том, чтобы никак не потревожить это пространство. Сохранить его ауру, дух. Это ведь больше, чем мастерская, это особое, уникальное пространство, где бывала, как у себя дома практически вся художественная интеллигенция Саратова, куда приезжали интереснейшие гости со всего мира. Очень надеюсь, что удастся перевести мастерскую в статус музея Виктора Чудина.
- Что такое для Вас саратовская школа живописи?
- Всегда пытался понять и осознать это. И однажды через личность Боголюбова мне это, кажется, удалось. Смотрите, что получается: был образованный и духовный человек, который написал десятки этюдов, собрал множество уникальных и прекрасных картин, в том числе - коллекции Репина, Ге, и завещал это городу. Опыт такого завещания - от частного к общенациональному широко известен в России - это и Мамонтов, и Третьяков..
Но Саратовская школа - это что-то ещё. Боголюбов не просто коллекционировал и не просто творил сам. Он создал методику. Он, если угодно, определил вектор стратегического развития художественной школы.Все знают, кто такой Мусатов, Уткин. Но в Саратове жили и работали люди, словно существовавшие в тени больших имён, но при этом очень яркие. Вот был такой человек по фамилии Белонович. Многие ли о нём знают? А между тем, он оставил после себя несколько интересных небольших художественных работ - размером не больше ладошки и-что поразительно и бесценно - рецепты грунтов и последовательность нанесения красок. Он был хранителем знаний, да не прозвучит это пафосно. - Сегодняшние музеи не имеют возможности делать закупки современных художников. Это ведь не миф? - Не миф. Печальная правда. - И как Вы воспринимаете такое положение вещей? - Я твёрдо знаю: музей - это не просто здание. Не просто старинный особняк, заполненный драгоценными и раритетными вещами. Музей это, прежде всего сообщество, общий замысел… Сегодняшняя жизнь такова, что даже музеи могут стать конъюнктурными. От конъюнктуры человек может увести себя только сам. Если хватит сил и будет желание идти по такой дороге.
- Дорога - один из главных символов русской живописи всех веков?
- Конечно. А передвижничество - чем вам не дорога? Самый сложный и тернистый из путей-путь к себе. Мы все идём, ползём, скребёмся - как можем. Все мы пробираемся по дороге жизни. Каждый выбирает свой, единственный путь. Одни - к Богу, другие – к альтруистическому созиданию, третьи - к личному самообогащению, комфорту. И каждый из этих путей не легче других.
Пустоты в природе не бывает. Если музеи прекратили закупки лучших современных произведений, то за это, уверяю вас, взялись коллекционеры.
- А разве кризис не уменьшает азарт и возможности коллекционеров?
- Коллекционерами становятся разные люди. С различным уровнем доходов-иногда отнюдь не высоким. Кто-то собирает кульминационные работы, кто-то отдельных авторов. Собирательство сравнимо с археологией, это жар в крови. В какой-то момент именно картины из частных коллекций вполне могут перекочевать в национальные хранилища. Так, кстати, и было во все века.
Собирательство живописи целительно для души. Пусть человек соберёт и не большую коллекцию, а всего лишь две-три талантливые картины, но они всё равно заполнят и его дом, и его сердце качественно другим содержанием и осмыслением реальности и себя.- Вы были инициатором нескольких выставок на площадях «Триумф-молла». Стало быть, не только знатоков живописи и постоянных посетителей вернисажей, но и обыкновенных людей захватывает интерес к живописи? - Я вёл статистику - тысячи людей посмотрели работы своих современников. Интерес к выставкам оказался очень большой. И люди приходили самые разные. И холсты и работы нравились разные. И это - естественно.
- А молодёжь? Она идёт смотреть картины?
- Представьте себе, да. Меня воодушевило, что в современной молодёжи есть интерес к прошлому, к тому, что было до них. Люди начали обращаться к своим истокам.
- А каковы Ваши личные истоки?
- Моя мама родилась, когда моя бабушка, поволжская немка находилась в ссылке. Я, если так можно выразиться, болен Сибирью. Всегда воспринимал и воспринимаю Сибирь как огромный памятник всей стране. Сколько там полегло народу, сколько крестов воздвигнуто, сколько безвестных могил.
- Вы сами, нигде об этом особо не рассказывая, уже на протяжении долгого времени бескорыстно и практически анонимно занимаетесь обновлением и реставрацией старых памятников на Воскресенском кладбище. Расскажите об этом, пожалуйста.
- А что, собственно, рассказывать?! На Воскресенском кладбище лежит всё саратовское купечество. Вся интеллигенция, все горожане - предки тех, кто числит себя саратовцами в нескольких поколениях.
Воскресенское кладбище - это некрополь первых преподавателей Саратовского университета и художественной школы. И при этом там очень много сиротских погостов. Деревья оплетают надгробия, в некоторых местах – настоящий, непроходимый лес. Есть небольшой круг людей, которые покупают краску, берут с собой тряпки, воду и идут приводить в порядок заброшенные могилы. Для этого, слава Богу, не нужно вступать ни в какие сообщества, группы. Одного желания и готовности потрудиться вполне достаточно.
- Такая бескорыстная работа на кладбище наверняка склоняет к размышлениям. О чём думаете, приходя к древним погостам?
- О том, что Воскресенское - это место успокоения созидателей и практиков. А мы кто все? Теоретики. Разговорщики. Что от нас останется после нашего ухода? Какая видимая всем красота?
- В детском парке растёт ведь много цветов, высаженных Вами и вашими единомышленниками?
- В этом нет ничего сверхъестественного! Это просто посильное и малое облагораживание города, в котором мы живём и который каждый день унижаем. Кто - чем. Плевками, обрывками бумаги, мусором, бычками, сквернословием, ничем не мотивированной агрессией друг против друга.
- Роман, как бы Вы охарактеризовали сегодняшнее время?
- Я бы сказал, что почти все мы находимся в состоянии салонного созерцания на фоне глобальных катастроф. Время тщеславия и эгоизма. Самоупоения и ненависти к иному, то есть к тому, чего нет лично в тебе. Та дикая некрофилия, что существует в сегодняшнем интернете, есть свидетельство болезни всего общества. А общество начинается с семьи. Ненависть транслируется в мир из дома, а не наоборот. Мы наблюдаем сегодня не только социальное расслоение, скорее- социальное разложение буквально на всех уровнях.
- И что делать в такой, мягко говоря, негармоничной атмосфере?
- Жить! И работать. Высоко ставить планку и стараться достигнуть её.
- Какова Ваша планка?
- Однажды в бытность учёбы в Петербургской академии, я написал этюд, который показался мне очень интересным. И мой учитель Дина Волкова, именно учитель, а не просто преподаватель, охладила мой пыл замечательным образом. А пойдём в Эрмитаж, говорит она, приставим твой этюд к стеночке и посмотрим, как он будет смотреться в соседстве с живущими там холстами. «Искусство - это то, что вызывает мурашки». Ещё одно из её утверждений.
- Кто из великих художников прошлого поражает Ваше воображение?
- Многие. Карл Брюллов разве не чудо? Он был невысокого роста, вырос практически без материнской ласки.…А какие масштабные полотна создавал! Он виртуозно творил женские портреты и он же широкой кистью создавал фон, тела, лица. «Гибель Помпеи» - что-то грандиозное!
Судьба русского художника Васильева просто с ног сбивает. Он находился под влиянием Крамского, Шишкина. Человек прожил чуть более двадцати лет. Понимал, что умирает и при этом работал предельно восторженно.А Левитан? Его печальная и хмурая, холодная, мрачная «Буря» - это философское завещание живописца. Я сам только недавно это разглядел. Раньше мне эта картина просто не давалась, видел её поверхностно, не заходя вглубь.
- Почему из века в век Россия проходит столь сложный путь?
- Иногда мне кажется, что страдание - символ нашей державы. Мы живём в драматичные времена тотального обмана и самообмана, в мире, где бренды одежды, машин, еды, косметики, влияния значат гораздо больше, чем даже та личность, что запустила бренды.
- А есть ли поэзия, вдохновляющая Вас на творчество?
- Моя бабушка читала когда-то стихи. Из той, прежней ещё, былой жизни. Не помню из них даже строчки, но я их подсознательно ищу и надеюсь найти и узнать. И обрести что-то новое и важное через них - в себе.
Вероника Анникова
