Затем вспышка пандемии Covid-19 в 2020 году обострила напряженность. Трамп считал, что плохое отношение Китая к пандемии было частью заговора, направленного на то, чтобы заставить его потерпеть неудачу при попытке переизбрания. Серьезные сбои, вызванные пандемией, побудили Запад сократить цепочки поставок и снизить зависимость от Китая.Однако проблема не в невезении. Геополитическая агрессивность Китая, подчеркнутая его наглым строительством искусственных островов в спорных районах Южно-Китайского моря, экономическим принуждением торговых партнеров, таким как Австралия, и гипер-националистической дипломатией воинов-волков, сыграла гораздо более важную роль в развороте Запада против Пекина. И за принятием такой контрпродуктивной политики кроется неправильный процесс принятия решений, в котором отсутствуют традиционные механизмы контроля рисков. На протяжении большей части постмаоской эры, начиная с его преемника Дэн Сяопина, коллективное руководство следило за тем, чтобы Китай следовал внешней политике Дэна, заключающейся в «сдержанности». Основные политические инициативы могли быть предприняты только с согласия членов Постоянного комитета Политбюро, высшего руководящего органа Коммунистической партии Китая. Этот процесс никогда не был идеальным. Действительно, его обвиняли в стагнации экономических реформ в конце 2000-х годов. В то же время система помогла партии избежать потенциально пагубных внешнеполитических ошибок. Сегодня, в централизованном процессе принятия решений с небольшим количеством тормозов, политика высокого риска с гораздо большей вероятностью будет принята и с меньшей вероятностью будет отменена.
Утрата Китаем баланса и тактической гибкости во внешней политике усугубила проблему. Наиболее очевидно это в отношении прав человека. Хотя китайские лидеры после Тяньаньмэнь мало заботились о западных стандартах прав человека, они, по крайней мере, понимали, что чрезмерно жесткие меры могут иметь неприятные последствия. Итак, хотя злоупотребления были обычным делом, лишь немногие из них были достаточно вопиющими, чтобы рассердить весь западный альянс.Но это уже не так. Массовое интернирование мусульман-уйгуров в провинции Синьцзян и конец модели управления «одна страна, две системы» в Гонконге коренным образом изменили взгляд Запада на Китай. В тактическом плане Китай мастерски сочетал жесткость и уступки, чтобы снизить напряженность и разделить Запад. Но теперь в арсенале Пекина есть только молотки. Его бескомпромиссная позиция в отношении прав человека, о чем свидетельствует ответный удар по Евросоюзу после того, как Брюссель ввел санкции в отношении китайских чиновников, участвовавших в репрессиях в Синьцзяне, больше вредит Китаю, чем помогает. Сейчас мало шансов, что инвестиционный договор Китая с ЕС будет одобрен в ближайшее время. Китайским лидерам нужно принять решение. Если они чувствуют, что достаточно сильны, чтобы добиться своего, они вполне могут удвоить риск в сложившийся ситуации. Сообщение о том, что Китай ищет место для своей первой военной базы на атлантическом побережье Африки может быть указанием на такой судьбоносный выбор. В качестве альтернативы Китай мог бы попытаться улучшить свое международное положение с помощью стратегических сокращений. Резкое снижение его неоднозначной деятельности в Южно-Китайском море, включая преследование вьетнамских и филиппинских рыбаков, могло бы помочь восстановить его запятнанный имидж. Замена риторики «воина-волка» на наступление с дипломатическим обаянием также может стать позитивным сигналом для остального мира.
Сохранят ли китайские лидеры достаточно гибкости, чтобы изменить курс - особенно перед лицом растущего национализма внутри страны - вопрос открытый. Но ставки настолько высоки, что стоит попробовать.Перевод Станислава Прыгунова, специально для БВ